"Счастливые люди. Тува. Старообрядцы.". Староверы Тувы. Забытые дети тайги

Фотограф и путешественник Олег Смолий ищет и снимает все то доброе и прекрасное, чем богата наша страна. Эти кадры он объединил в проект «Незабытая Россия», частью которого стали и публикуемые ниже снимки старообрядческих сибирских поселков. А сопровождает их проникновенный рассказ автора о живущих там людях.

Пройдя удаленные села на берегах Малого Енисея - Эржей, Верхний Шивей, Чодураалыг и Ок-Чары, - я познакомился с пятью большими семьями староверов. Всегда гонимые, хозяева тайги не сразу идут на контакт с чужаками, тем более с фотографом. Однако две недели жизни рядом с ними, помощь в их повседневном нелегком труде - уборке сена, ловле рыбы, сборе ягоды и грибов, заготовке дров и хвороста, собирании мха и постройке дома - шаг за шагом помогли преодолеть завесу недоверия. И открылись сильные и самостоятельные, добродушные и трудолюбивые люди, счастье которых состоит в любви к Богу, своим детям и природе.

Богослужебная реформа, предпринятая патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем в XVII веке, привела к масштабному расколу Русской церкви. Жестокие преследования царских и религиозных властей, желавших привести народ к единомыслию и покорности, вынудили миллионы русских людей покинуть обжитые места. Хранившие свою веру старообрядцы бежали к Белому морю, в Олонецкий край и нижегородские леса. Время шло, руки власти достигали староверов в новых местах, и искатели независимости уходили еще дальше, в глухую тайгу Сибири. В XIX веке русские люди пришли в труднодоступный район Малого Енисея, Каа-Хемский кожуун Тувы. Новые поселения закладывались на пригодных для хозяйства землях в долине реки, все выше и выше по течению. Здесь, в верховьях Малого Енисея, быт и традиции русских староверов сохранились в первозданном виде.

В дорогу мы собрались небольшой командой фотографирующих путешественников, впятером. От Москвы весьма далеко. Самолетом до Абакана, затем часов десять машиной через Кызыл, столицу Республики Тыва, до Сарыг-Сепа, районного центра, там пересаживаемся на уазик-«буханку» и еще пару часов лесными дорогами добираемся до точки на берегу Малого Енисея. На другую сторону реки, к турбазе «Эржей», переправляемся лодкой. Привез нас на своем уазике хозяин базы Николай Сиорпас. Он же повезет и дальше, в таежные глубины, но надо переждать сутки-другие, пока подсохнет размытая долгими дождями дорога на перевале.

Эржей, рядом с которым расположилась база, - большое село с населением до полутора тысяч жителей, с электричеством и школой-интернатом, куда привозят своих детей староверы из заимок выше по Каа-Хему, как по-тувински называется Малый Енисей. В старой вере здесь не все сельчане. Часть местных близка к ней, но в общину не входит, строгости не хватает. Есть представители и новой православной веры. Есть даже совсем неверующие.

Сходить посмотреть село да продуктов купить оказалось недалеко, меньше километра от базы. Сиорпас, провожая, пошутил: «Староверов отличите: мужики с бородами, по двору с десяток детворы мал-мала меньше, бабы в платках да юбках до пят, через год-два с животиком».

Вот и первое знакомство: Мария, молодая женщина с коляской. Поздоровались, спросили, где купить хлеба и творога. К чужакам она отнеслась сначала настороженно, но в помощи не отказала, даже удивила отзывчивостью. Повела по всему Эржею, показывая, у кого молоко вкуснее, где грузди соленые хороши.

Здесь, в отдаленных от цивилизации поселках, свои особенности на образ хозяйствования наложила суровая таежная природа. Лето в этих местах короткое, а зима приходит с крепкими морозами. Пахотные земли с большим трудом отвоевываются у леса, в долинах по берегам реки. Местные выращивают хлеб, сажают огороды. Из-за морозов многолетние культуры не приживаются, зато растут однолетники, даже маленькие арбузы. Тайга кормит. Зверя бьют только копытного, мясо едят дикое. Собирают кедровые орехи, грибы, ягоду на варенье. Река дает рыбу. Здесь много хариуса, а тайменя часто отпускают - его в последние годы стало мало.

Старообрядцы не пьянствуют, «казенку» не пьют вообще, а по праздникам вкушают чарку-другую некрепкого домашнего вина на таежной ягоде, голубике или костянике.

Отдохнув на базе Сиорпаса пару деньков, мы дождались сухой погоды и двинулись к первой заимке староверов - Верхнему Шивею, в сорока километрах от Эржея, со сложным перевалом через сопки.

Всю дорогу до Шивея Николай Сиорпас под натужное гудение мотора убеждал нас быть сверхуважительными и вести себя более чем скромно, не напирать на людей своими огромными фотопушками. Сам он не старовер, но с таежными жителями у Николая сложились добрые отношения, за которые он разумно опасался. Думается, эти два дня на базе он не только погоды ждал, но и присматривался к нам, и думал, можно ли везти нас дальше.

Работящий люд Верхнего Шивея мы встретили задолго до поселка, на покосном лугу. Напросились помогать, кидать скошенное сено в высокие стога - зароды.

Мы засучили рукава, старались из всех сил и все равно отставали. Нелегко давалась наука поднимать крупные охапки длинными трехзубыми деревянными вилами. За совместной работой знакомились, завязывали разговоры.

Скошенную и подсушенную траву собирают в зароды - так вся Сибирь называет стога. Укладка их - дело ответственное: сено должно лежать равномерно и плотно, чтобы не развеялось ветром и не проквасилось дождем. Верхний Шивей

На заимку Верхний Шивей, тогда пустующую, Петр и Екатерина Сасины приехали лет пятнадцать назад. Хозяйство поднимали на пустом месте, жили-зимовали поначалу в сарайчике. Год за годом строились, крепли, растили трех дочерей. Потом приехали селиться и другие родственники, теперь здесь живет несколько семей. Дочки выросли, перебрались в город, а на лето приезжают теперь к Петру с Екатериной непоседливые внучата - две девочки и два мальчика.

Внуки Сасиных совсем мирские, приезжают на все лето. Для них Петр Григорьевич держит солнечные батареи с аккумулятором и преобразователем, от которых включает маленький телевизор и проигрыватель дисков - мультики смотреть. Верхний Шивей

Веселым шумом разбудили наш палаточный городок детишки, принесшие парного молочка и сметанки. Второй день кидать сено на зароды сложнее - с непривычки у горожан болят все мышцы. Но и теплее уже лица хозяев, улыбки, смех и одобрение. «Завтра Преображение, приходите! Винца попробуете домашнего», - зовут селяне.

В доме просто, без изысков, но чисто и добротно. Просторные сени, делящие дом пополам, в комнатах беленые стены, большие печи посередине, железные пружинные кровати напомнили мне карпатское село, также во многом сохранившее свой быт. «По единой!» - говорит Петр Григорьевич, и мы пробуем вкуснейший напиток. Год настаивается сок голубики без сахара и дрожжей и получается вино с еле заметным градусом. Пьется оно легко и не пьянит, а настроение поднимает и разговорчивость усиливает. Шутка за шуткой, история за историей, песня за песней - хорошо посидели. «Хотите посмотреть моих лошадок?» - зовет Петр.

Конюшня расположена на окраине, здесь два десятка лошадей, есть даже иноходцы. И все любимые. О каждом жеребенке Петр Григорьевич может часами говорить.

Расставались с Сасиными, как старые друзья. И снова в путь, на лодке вверх по Малому Енисею.

До следующей заимки вверх по реке пол-часа плыть на моторке. Нашли Чодураалыг на довольно высоком берегу с просторной, похожей на карниз долиной, крайние дома стоят прямо над рекой. Противоположный берег - почти отвесная, поросшая тайгой гора.

Место здесь удобное для хозяйства, выращивания хлеба, разведения скота. Есть поля под пашню. Река, кормилица и транспортная артерия. Зимой по льду и до Кызыла добраться можно. И тайга - вот она, начинается сопками на краю заимки.

Приплыли, скинули рюкзаки на берег и пошли искать, где удобно разбить палатки, чтобы никому не мешаться и в то же время хорошо видеть все вокруг. Встретили дедушку Елиферия, который угостил только что испеченным вкусным хлебом и посоветовал идти к бабе Марфе: «Марфутка примет и поможет».

Марфа Сергеевна, худенькая, маленькая и подвижная, лет семидесяти, выделила нам место для палаток рядом со своим небольшим домиком с красивым видом и на реку, и на поселок. Позволила пользоваться печкой и кухонной утварью. У староверов это непростой вопрос - грех есть из посуды, которую брали мирские люди. Все время Марфа Сергеевна заботилась о нас. Помогали и мы ей - собирали ягоду, носили хворост, рубили дрова.

Младший ее сын, Дмитрий, был по делам в тайге. Старшая дочь, Екатерина, вышла замуж и живет в Германии, иногда приезжает мать проведать.

У меня был спутниковый телефон, и я предложил Марфе Сергеевне позвонить дочери. «Бесовское все это», - отказалась бабушка Марфа. Через пару дней вернулся Дмитрий, и мы набрали номер его сестры, сделав громкость посильнее. Услышав голос дочери, забыв о бесах и бросив перебираемый лук, бежала Марфа Сергеевна через поляну к нам с Димой. Жаль, тогда она еще не позволяла себя фотографировать, иначе получился бы интересный снимок: маленькая симпатичная деревенская бабушка в старинной одежде стоит на фоне тайги, светясь улыбкой, и разговаривает с дочкой в далекой Германии по спутниковому телефону.

По соседству с Марфой Сергеевной, дальше от берега, живет большая семья Панфила Петенёва. Старший из двенадцати отпрысков, Григорий, 23 лет, позвал нас на место ребячьих игр - поляну в лесу за селом. По воскресеньям дети со всех ближних заимок, нарядные, прибегают и приезжают на лошадях, велосипедах и мотоциклах пообщаться и наиграться вместе. Ребята недолго стеснялись, и минут через десять мы играли с ними в мяч, отвечали на море любопытных вопросов и слушали рассказы о жизни в поселках, балующих нынче медведях и строгом дедушке, который всех детей гоняет за озорство. Они смешили нас байками, интересовались техникой и даже пробовали фотографировать нашими камерами, напряженно позируя друг другу. А мы сами с удовольствием слушали чистую, как ручеек, русскую речь и наслаждались, снимая светлые славянские лица.

Для детей староверов конь - не проблема. Помогая по хозяйству, они рано учатся общаться с домашними животными

Оказывается, Чодураалыг, в котором мы остановились, называют Большим, а недалеко, дорога пролегает как раз мимо игровой полянки, есть еще и Малый Чодураалыг. Дети вызвались показать эту вторую, из нескольких дворов в глубине леса, заимку. Везли нас весело, на двух мотоциклах, по тропкам и дорожкам, через лужи и мостки. Эскортом лихо неслись девчонки-подростки на ладных конях.

Мотоцикл для подростка в поселке староверов - предмет гордости, увлечения и необходимости. Как и положено мальчишкам, они с ловкостью циркачей продемонстрировали приезжему фотографу все мастерство управления двухколесным моторным чудом. Чодураалыг

Чтобы познакомиться ближе, начать общение и достичь необходимого уровня доверия, которое позволило бы фотографировать людей, мы смело включались в повседневную работу старообрядческих семей. Праздно болтать в будний день им некогда, а в деле разговоры разговаривать - работается веселей. Поэтому мы просто пришли утром к Петенёвым и предложили Панфилу помощь. Сын Григорий жениться задумал, дом строит, вот и работа нашлась - потолок конопатить. Сложного ничего, но кропотливо. Сначала на другой берег реки, по горам между зарослей мох собирать, в мешки класть и по крутому склону вниз скидывать. Потом везем их лодкой на стройку. Теперь наверх, а еще сюда глину надо ведрами подавать и забивать мох в щели между бревнами, замазывая сверху глиной. Трудимся бойко, бригада большая: пятеро старших детей Петенёвых и трое нас, путешественников. И ребятишки помладше вокруг, наблюдают и пытаются помогать-участвовать. За работой общаемся, мы их узнаем, они нас. Дети любопытные, все им интересно: и как в больших городах картошку выращивают, и где мы дома молоко берем, все ли ребята в интернатах учатся, далеко ли мы живем. Вопрос за вопросом, на некоторые затрудняешься ответить, и это понятно: настолько различны наши миры. Ведь для детей Сарыг-Сеп, районный центр, - другая планета. А для нас, городских жителей, тайга - неведомый край со своими скрытыми от незнающего взгляда тонкостями природы.

С Павлом Бжитских, пригласившим нас в гости, мы познакомились в Малом Чодураалыге, куда ездили с детьми в воскресенье. Путь к нему на Ок-Чары неблизкий - девять километров по каменистому, заросшему лесом берегу Малого Енисея. Заимка из двух дворов впечатляет крепостью и хозяйственностью. Высокий подъем от реки не создал трудностей с водой - тут и там прямо во дворах бьет множество родников, по деревянным желобам прозрачная водичка подается на огороды. Она студеная и вкусная.

Внутри дом удивил: две комнатки, молельная и кухонька сохранили вид и убранство бывшей здесь когда-то монашеской общины. Беленые стены, плетеные половички, льняные занавесочки, самодельная мебель, глиняная посуда - все хозяйство монахинь было натуральным, с миром не общались и ничего извне не брали. Павел собрал и сберег предметы быта общины, теперь показывает их гостям. По Каа-Хему сплавляются экстремальные туристы, иногда заглядывают сюда, Павел даже отдельный домик и баньку построил, чтобы люди могли остановиться у него и отдохнуть на маршруте.

Рассказывал он нам о жизни и уставе монахов-старообрядцев. О запретах и грехах. О зависти и злости. Последняя - грех коварный, злость злостью множится и накапливается в душе грешника, а бороться с ней сложно, ведь и легкая досада - тоже злость. Зависть - грех не простой, от зависти и гордыня, и злость, и обман плодятся. Павел говорил, как важно читать молитвы и раскаиваться. И пост на себя брать, что календарный, что тайно взятый, чтобы ничто не мешало душе молиться и свой грех глубже осознавать.

Не только строгость царит в душах староверов. Говорил Павел и о прощении, о миролюбии к другим религиям, о свободе выбора для своих детей и внуков: «Вырастут - пойдут учиться, кто захочет. Уйдут в мир. Бог даст - веру нашу древнеправославную не забудут. Кто-то вернется, с возрастом чаще о душе задумываются».

У простых общинников, не монахов, внешний мир не под запретом, берут староверы и достижения цивилизации, которые помогают в труде. Моторы используют, ружья. Я видел у них трактор, даже солнечные батареи. Чтобы покупать, деньги зарабатывают, продавая мирянам продукты своего труда.

Павел читал нам избранные главы Иоанна Златоуста, переводя со старославянского. Так их выбрал, что слушаешь, затаив дыхание. Запомнилось о печати Антихриста. Павел пояснил по-своему, что, например, все официальные регистрирующие человека документы и есть его печать. Так Антихрист хочет всех нас взять под контроль: «Вон в Америке уже каждому человеку собираются какие-то электрические чипы под кожу вшивать, чтобы тот нигде от Антихриста не мог скрыться».

Из «музея» он провел нас на летнюю кухню, угощал опятами, копченым тайменем, свежим хлебом и особенным домашним вином на березовом соке вместо воды. Уходя, мы купили у Павла молодого индюка и до поздней ночи ощипывали его, смеясь над своей неумелостью.

С детьми Поповых из Малого Чодураалыга познакомились в день приезда на игровой полянке. Любопытство приводило их к палаткам каждое утро. Они весело щебетали, безостановочно спрашивали. Общение с этими улыбающимися ребятишками давало заряд тепла и радости на целый день. А в одно утро дети прибежали и от имени родителей позвали нас в гости.

На подходе к Поповым веселье - младшие втроем нашли самую черную лужу с жидкой грязью, увлеченно в ней скачут и что-то ищут. Встречает нас смеющаяся мама Анна: «Видали таких чумазых? Ничего, воды нагрела, отмоем!»

Детей, уже семерых, Поповы не просто любят, они их понимают. В доме светло от улыбок, а Афанасий начал новый строить - побольше простора ребятам. Сами детей учат, не хотят отдавать в далекий интернат, где не будет родительского тепла.

За угощением мы быстро разговорились, будто какая-то невидимая волна заиграла созвучием и родила легкость и доверие между нами.

Работают Поповы много, старшие дети помогают. Хозяйство крепкое. Сами возят продукты продавать в район. На заработанные средства купили трактор и японский лодочный мотор. Хороший мотор здесь важен: на Малом Енисее опасные пороги, случись, заглохнет ненадежный старенький - можно и погибнуть. А река и кормит, и поит, она же является путем сообщения с другими селами. Летом на лодке, а зимой по льду на тракторах и уазиках ездят.

Здесь, в далеком поселке, люди не одиноки - они общаются-переписываются со старообрядцами со всей России, газету старой веры из Нижнего Новгорода получают.

А вот общение с государством стараются свести к минимуму, от пенсий, пособий и льгот отказались. Но совсем контакта с властью не избежать - нужны права на лодку и трактор, технические осмотры всякие, разрешения на ружья. Хоть раз в год, да надо за бумагами идти.

Относятся Поповы ко всему ответственно. Был случай у Афанасия в молодые годы. Служил в армии в начале 1980-х в Афганистане водителем бронетранспортера. Вдруг стряслась беда: у тяжелой машины отказали тормоза, погиб офицер. Сначала ситуацию определили как несчастный случай, но затем высокие чины ее раздули и парню дали три года колонии общего режима. Командиры, полковой и батальонный, доверяли Афанасию и отправили в Ташкент без конвоя. Представьте себе: приходит молодой парень к воротам тюрьмы, стучится и просит пустить свой срок отсиживать. Позже те же командиры добились его перевода в колонию в Туве, поближе к дому.

Наговорились с Анной и Афанасием. О жизни здесь и в миру. О связи между старообрядческими общинами по России. Об отношениях с миром и государством. О будущем детей. Уходили поздно, с добрым светом в душе.

Следующим утром мы отправлялись домой - короткий срок поездки заканчивался. Тепло прощались с Марфой Сергеевной: «Приезжайте, в другой раз в доме поселю, потеснюсь, ведь как родные стали».

Много часов дороги домой, в лодках, машинах, самолете я думал, пытаясь осознать увиденное и услышанное: что не совпало с первоначальными ожиданиями? Когда-то в 1980-х читал в «Комсомольской правде» увлекательные очерки Василия Пескова из серии «Таежный тупик» об удивительной семье староверов, ушедшей от людей глубоко в сибирскую тайгу. Статьи были добрыми, как и другие рассказы Василия Михайловича. Но впечатление о таежных затворниках осталось как о людях малообразованных и диких, чурающихся современного человека и боящихся любых проявлений цивилизации.

Роман «Хмель» Алексея Черкасова, прочитанный недавно, усилил опасения, что знакомиться и общаться будет сложно, а фотографировать - и вообще невозможно. Но надежда жила во мне, и я решился на поездку.

Потому и оказалось столь неожиданным увидеть простых, с внутренним достоинством людей. Бережно хранящих свои традиции и историю, живущих в согласии с собой и природой. Трудолюбивых и рациональных. Миролюбивых и независимых. Подаривших мне тепло и радость общения.

Что-то я у них принял, чему-то научился, о чем-то задумался.

Он населен преимущественно русскими. Сюда, в верховья реки, в глухую тайгу, во второй половине XIX века бежали от царских и церковных гонений староверы в поисках неведомой страны «Беловодье».

Постоянно преследуемые староверы были вынуждены уходить все выше по течению Енисея. Новые поселения закладывались в долине реки, где был хоть крошечный клочок земли под распашку. Поэтому исторически все поселки оказались нанизаны на нитку Каа-Хема. Именно здесь, в верховьях Малого Енисея, сохранились в первозданном виде быт, уклад и традиции русских староверов, с которыми решила познакомиться наша команда путешественников.

За две недели на машинах, лодках и пешком мы проделали путь в 1200 км, чтобы добраться до самых удаленных сел в верховьях Каа-Хема: Эржей, Верхний Шивей, Ужеп, Чодуралыг, Ок-Чары.

Фото: Наталия Судец/сайт

Первой остановкой на нашем пути был староверческий поселок Эржей, а точнее одноименная туристическая база в паре километрах от него. Владелец турбазы Николай Владимирович Сиорпас перевез нас на другой берег Малого Енисея и разместил с комфортом в деревянных домиках на берегу реки. Здесь мы провели пару дней, дожидаясь, пока закончится дождь и подсохнет дорога, а заодно и отсыпаясь после суточного перегона на машине из аэропорта Абакана через Кызыл , Сарыг-Сеп до Эржея.

Чтобы не терять времени даром, наша команда наведалась в поселок, где местные жители после знакомства с нами охотно продали продукцию собственного производства: маринованные грибы, домашнее молоко, хлеб. Скажу честно, половина банки грибов на радость хозяйке была съедена нами тут же на крыльце, уж очень они оказались вкусные.

На утро третьего дня мы с Николаем переправились обратно на большую землю, погрузились в УАЗ-«буханку» и взяли курс на восток через перевал на встречу с верховскими, так здесь называют староверов в верховьях реки, отличающихся особо строгим укладом жизни. 40 километров раскисшей от дождя лесовозной дороги — и мы на заимке Верхний Шивей.

Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт

Главу заимки, Петра Сасина, крепкого мужчину с окладистой бородой, мы встретили еще на подъезде в поле, где он с односельчанами руководил уборкой сена.
- Здорово живешь! — с ударением на второе «о» крикнул ему из окна Николай. — Помощников тебе привез!
- А зарод метать умеют? — ответил Петр. — Если вилы в руках не держали, то лучше пусть не мешают, нам до захода солнца управиться надо.

Получив разрешение на участие в общем деле, мы поспешили выгрузить вещи на окраине заимки у реки и вернулись обратно в поле, спрятав фотокамеры в рюкзаки, чтобы не пугать своих новых знакомых.

К зароду, стогу сена, нас не пустили, там работа кипела вовсю. Нам «дали добро» собрать в поле остатки сена, которые не смогла подцепить запряженная граблями лошадь. Час работы в полную силу в компании любопытной детворы — и все сухие травинки с земли были собраны. Можно было немного передохнуть в ожидании нового задания. Мы осторожно вынули из рюкзаков фотоаппараты, сделали пару кадров и показали результат малышне. Опыт оказался успешным — мы нашли общий язык с подрастающим поколением.

Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт

Наутро был праздник Преображения, Сасин пригласил нас в дом, поговорить да бражки ягодной отведать. Посуда для мирских — отдельная. Из своей староверы не потчуют, иначе обмирщает, придется из дома убирать. По календарю — пост, поэтому на столе ничего мясного, только картошка и грибы, да разговоры о жизни.

Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт

Петр с женой Екатериной перебрался в Шивей из райцентра в 1999 году. Он — потомственный старообрядец в четвертом поколении. Его прадед объездил полстраны, от Дальнего Востока до Тувы, в поисках уединенного места для сохранения веры. Сам Петр в советские годы работал лесничим в Лесхозе, но после развала страны окончательно решил уйти от мира и чиновников. Основал заимку на месте вымершего в середине прошлого века поселка, оформил землю, завел хозяйство, разводит собак и лошадей. Даже пытался когда-то вывести редкую породу лошади «золотую». Но дважды во время его отъездов в поселок табуны уводили пришлые люди.

Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт

Три дочери Сасиных живут в поселке, на лето присылают внуков. Детвора сует нос во все дела, норовит во всем помогать, осваивают инструмент. Несмотря на уход от всего мирского, Сасин, как добрый хозяйственник, хоть и живет своим трудом, не брезгует пользоваться благами цивилизации. Помимо работавшего вчера в полях трактора и стоящего возле сарая мотоцикла, отмечаем на стене дома солнечные батареи. Их всего четыре, но заряда хватает на сепаратор и видеомагнитофон для внуков. То, что вписывается в концепцию рационального пользования — разрешено. Отсюда и японские лодочные моторы у всех, чья заимка стоит на берегу. Без хорошего мотора никуда: ни на рыбалку не поехать, ни в поселок за десятки километров. А бывает необходимость. Совсем от мира не уйти.

Через несколько дней Сасин с зятем отвезли нас на берег Каа-Хема к переправе у села Ужеп, спрятанного за островом. Нам — 15 километров выше по течению в удаленный поселок Чодураалыг. Туда путь только по воде, поэтому лодку из Ужепа Петр вызвал тремя выстрелами из ружья в воздух.

Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт

Когда-то большой староверческий поселок Чодураалыг к 70-м годам прошлого века стараниями власти опустел. Лишь в небольшом монастыре оставались жить старые монахини. Но после распада СССР из города и нижних поселков сюда потянулись старики, желающие сохранить веру, а следом за ними стали перебираться их дети с внуками. Много детворы народилось уже здесь.

Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт

В Чодураалыге люди живут по уставу старообрядцев, без паспорта, прописки, школы и всего остального «диавольского». Знания в виде сводов правил старого, дониконовского, Писания получают в воскресной школе и у смотрителя монашеской кельи на заимке Ок-Чары у Павла Бжитских. Многие не умеют читать и писать. Да им это и не нужно. Единственные из детей, имеющие за плечами три класса, оказались 23-летний Григорий Плетенев и его младшая сестра Наталья, дети Панфила, отца самого многочисленного семейства в округе.

У Панфила 12 детей. Одна старшая дочь вышла замуж в соседний район, вторая ушла в монастырь. Гриша — последний из детей, кто выезжал с заимки в город. А его пять младших сестер и четыре брата с большим миром никогда не соприкасались, если не считать туристов-сплавщиков, которых летом за день проходит до двадцати групп.

Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт

С туристами у староверов случается небольшой бизнес в виде продажи молочки, целебных трав, бражки, хлеба, яиц и другой продукции. Но основная торговля идет с Кызылом, куда летом на лодке, а по осени, как встанет лед, вывозят товар и охотничьи заготовки. Обратно везут лодочные моторы, ружья для охоты, патроны. То, без чего и староверам не обойтись.
Фото: Наталия Судец/сайт

От детворы молва о пришлых мирских людях за считанные часы разлетелась по всем заимкам. О нас уже знали и встречали кто с неприкрытым интересом, кто с особой осторожностью.

За время экспедиции мы познакомились с шестью семьями староверов, жили бок о бок с ними и активно участвовали в их повседневной нелегкой работе: помогали на уборке сена, ловили рыбу, караулили скотину, доили коров, собирали ягоды, хворост, мох, участвовали в постройке дома.

Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт Фото: Наталия Судец/сайт

В силу особенностей веры и культуры исторически всегда гонимые хозяева тайги не сразу шли на контакт. Не всегда удавалось растопить лед недоверия, но когда это получалось, горожан принимали тепло и радушно. Две недели пролетели незаметно. И когда пришло время ехать домой, мы с удивлением обнаружили, что недоверчивые поначалу староверы провожали нас с грустью, снабдив в дорогу гостинцами и добрыми пожеланиями.

Пройдя удаленные села на берегах Малого Енисея: Эржей, Верхний Шивей, Ужеп, Чодураалыг, Ок-Чары, я познакомился с пятью большими семьями староверов. Всегда гонимые, хозяева тайги не сразу идут на контакт с чужаками, тем более с фотографом. Две недели жизни рядом с ними, помощь в их повседневном нелегком труде - уборка сена, ловля рыбы, сбор ягоды и грибов, заготовка дров и хвороста, сбор мха и помощь в постройке дома - шаг за шагом помогли преодолеть завесу недоверия. И открылись сильные и самостоятельные, добродушные и трудолюбивые люди, счастье которых в любви к Богу, своим детям и природе.

Богослужебная реформа, предпринятая патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем в XVII веке, привела к масштабному расколу в Русской Церкви. Жестокие преследования царских и религиозных властей, желавших привести народ к единомыслию и покорности, вынудили миллионы русских людей покинуть обжитые места. Хранившие свою веру старообрядцы бежали к Белому морю, в Олонецкий край и Нижегородские леса. Время шло, руки власти достигали староверов в новых местах, и искатели независимости уходили еще дальше, в глухую тайгу Сибири. В XIX веке пришли русские люди в труднодоступный район Малого Енисея, Каа-Хемский кожуун Тувы. Новые поселения закладывались на пригодных для хозяйства землях в долине реки, все выше и выше по течению. Здесь, в верховьях Малого Енисея, сохранились в первозданном виде быт и традиции русских староверов.

Одна дома. Эржей.

Место от столицы далёкое. Самолетом до Абакана, часов десять машиной через Кызыл до Сарыг-Сепа, пересаживаемся на уазик-буханку и ещё пару часов лесными дорогами до точки на берегу Малого Енисея. На другой стороне турбаза “Эржей”, переправляемся лодкой. Привёз нас на своем уазике хозяин базы, Николай Сиорпас. Он же повезёт дальше, в таёжные глубины, но надо переждать сутки-другие на базе, пока подсохнет размытая долгими дождями дорога на перевале.

Эржей, рядом с которым расположилась база, село большое, до полутора тысяч жителей, с электричеством и школой-интернатом, куда привозят своих детей староверы из заимок выше по Каа-Хему, как по-тувински называется Малый Енисей. В старой вере здесь не все сельчане. Часть народа близка к вере, но в общину не входит, строгости не хватает. Есть кто и в новой православной вере, есть даже совсем неверующие.

С характером. Семья Петенёвых, с. Чодураалыг. По соседству с Верхним Шивеем тувинская стоянка.

Сходить посмотреть село, да продуктов купить, оказалось недалеко, меньше километра от базы. Сиорпас, провожая, пошутил: “Староверов отличите, мужики с бородами, по двору с десяток детворы мал мала меньше, бабы в платках да юбках до пят, через год-два с животиком.”

Вот и первое знакомство, Мария с коляской, молодая женщина. Поздоровались. Спросили, где купить хлеб, творог. К чужакам отнеслась сначала настороженно, но в помощи не отказала, даже удивила отзывчивостью. Повела по всему посёлку, показывая, у кого молоко вкуснее, где грузди солёные хороши, и так пока не нашли всё что хотели.

Здесь, в отдалённых от цивилизации посёлках, на образ хозяйствования наложила свои условия суровая таёжная природа. Лето короткое, а зима известна морозами. Пахотные земли отвоёвываются у леса, в долинах по берегам реки. Выращивают хлеб, сажают огороды. Из-за морозов многолетние культуры не приживаются. Зато растут однолетники, даже маленькие арбузы. Тайга кормит. Зверя бьют только копытного, мясо едят дикое. Орех собирают кедровый, грибы, ягоду на варенье. Река даёт рыбу, много хариуса. Тайменя часто отпускают - его в последние годы мало.

Старообрядцы не пьянствуют, “казёнку” не пьют вообще. А по праздникам вкушают чарку-другую некрепкого домашнего вина на таёжной ягоде, голубике или костянике.

Отдохнув на базе Сиорпаса пару деньков, дождались сухой погоды и двинулись к первой заимке староверов - Верхнему Шивею, в сорока километрах через сложный перевал от Эржея.

Всю дорогу до Шивея, под натужное гудение мотора, Николай Сиорпас убеждал нас быть сверхуважительными и вести себя более чем скромно, не напирать на людей своими огромными фотопушками. Сам не старовер, но с таёжными жителями сложились добрые отношения, за которые он разумно опасался. Думается мне, два дня на базе мы не только погоду ждали, а присматривался он к нам и думал, можно ли везти дальше .

Дед Елиферий и Марфа Сергеевна. Большой Чодураалыг.

Работящих людей Верхнего Шивея встретили задолго до посёлка, на покосном лугу. Напросились помогать, кидать скошенное сено в высокие стога - зароды.

Засучили рукава, старались из всех сил, и всё-равно отставали. Нелегко давалась наука поднимать крупные охапки длинными трёхзубыми деревянными вилами. За совместной работой знакомились, завязывали разговоры.

На заимку Верхний Шивей, тогда совсем пустующую, Сасины, Пётр и Екатерина, приехали лет пятнадцать назад. Хозяйство поднимали на пустом месте, жили-зимовали по-началу в сарайчике. Год за годом, строились, крепли, растили трёх дочерей. Приезжали селиться другие родственники, теперь здесь несколько семей. Дочки выросли, переехали в город, а на лето приежают теперь к Петру с Екатериной непоседливые внучата - две девочки и два мальчика.

Павел Бжитских. Малый Чодураалыг.

Весёлым шумом разбудили наш палаточный городок детишки, принесли парного молочка и сметанки. Второй день кидать сено на зароды сложнее - с непривычки у горожан болят все мышцы. Но и теплее уже лица хозяев, улыбки, смех и одобрение. “Завтра Преображение, приходите! Винца попробуете домашнего,” - зовут селяне.

В доме просто, без изысков, но чисто и добротно. Просторные сени, делящие дом пополам, в комнатах белёные стены, большие печи в середине, железные пружинные кровати - напомнили мне карпатское село, так же во многом сохранившее свой быт. “По единой!” - говорит Пётр Григорьевич, и пробуем вкуснейший напиток. Год настаивается сок голубики, без сахара и дрожжей, получается с еле-заметной алкогольностью. Пьётся легко и не пьянит, а настроение и разговорчивость поднимает. Шутка за шуткой, история за историей, песня за песней - посидели хорошо. “Хотите посмотреть моих лошадок?” - зовёт Пётр.

Заборы кладут из целых бревен, скрепляют без гвоздей. Большой Чодураалыг.

Конюшня на окраине, с два десятка лошадей, есть даже иноходцы. И все любимые. О каждом жеребёнке Пётр Григорьевич может часами говорить.

Расставались с Сасиными, как старые друзья. И снова в путь, на лодке вверх по Малому Енисею.

До следующей заимки по реке пол-часа плыть с мотором. Нашли Чодураалыг на довольно высоком берегу с просторной, похожей на карниз долиной, крайние дома стоят прямо над Каа-Хемом. Противоположный берег - почти отвесная, поросшая тайгой гора.

Село Чодураалыг на высоте около 800м над уровнем моря, и здесь по утрам в виде тумана ложатся облака.

Место удобное для хозяйства, выращивать хлеб, держать скот. Поля под пашню. Река, кормилица и транспортная артерия. Зимой по льду и до Кызыла можно. Тайга - вот она, начинается сопками на краю заимки.

Малый Енисей, или по-тувински Каа-Хем.

Приплыли, скинули рюкзаки на берег и пошли искать, где удобно разбить палатки, чтобы никому не мешаться, и в тоже время хорошо видеть всё вокруг. Сразу встретили дедушку Елиферия, который угостил только что испечённым вкусным хлебом и посоветовал идти к бабе Марфе: “Марфутка примет и поможет”.

Марфа Сергеевна, худенькая, маленькая и подвижная, лет семидесяти, выделила нам место для палаток рядом со своим небольшим домиком, с красивым видом и на реку, и на посёлок. Позволила пользоваться печкой и кухонной посудой. У староверов это непростой вопрос - грех пользоваться посудой, которую брали мирские люди. Всё время Марфа Сергеевна заботилась о нас. Помогали и мы ей - собирали ягоду, наносили хворост, рубили дрова.

Младший сын, Дмитрий, был по делам в тайге. Старшая дочь, Екатерина, вышла замуж и живёт в Германии, иногда приезжает мать проведать.

Спокойная река намывает песчаные отмели, а на бурном Каа-Хеме отмели каменные. Со временем отмели превращаются в таёжные островки.

У нас был спутниковый телефон, предложили Марфе Сергеевне позвонить дочери. “Бесовское это,” - отказалась бабушка Марфа. Через пару дней вернулся Дмитрий, и мы набрали номер его сестры, сделав громкость посильнее. Услышав голос дочери, забыв о бесах и бросив перебираемый лук, бежала Марфа Сергеевна через поляну к нам с Димой. Жаль, тогда она ещё не позволяла себя фотографировать, иначе получилась бы интересная фотография: маленькая симпатичная деревенская бабушка, в старинной одежде, стоящая на фоне тайги, светясь улыбкой, разговаривает с дочкой в далёкой Германии по спутниковому телефону.

Работящий Григорий Петенёв, возвращается за очередной партией мешков мха для стоительства дома. Большой Чодураалыг.

По соседству с Марфой Сергеевной, дальше от берега, живёт большая семья Панфила Петенёва. Старший из двенадцати детей, Григорий, 23 лет, позвал на место игр детей - поляну в лесу за селом. По воскресеньям дети, нарядные, прибегают и приезжают на лошадях, велосипедах и мотоциклах со всех ближних заимок, пообщаться и наиграться вместе. Ребята недолго стеснялись, и уже через десяток минут мы играли с ними в мяч, отвечали на море любопытных вопросов и слушали рассказы о жизни в посёлках, балующих нынче медведях и строгом дедушке, который всех детей гоняет за озорство. Смешили байками, интересовались техникой, и даже пробовали фотографировать нашими камерами, напряжённо позируя друг-другу. А мы сами с удовольствием слушали чистую как ручеёк русскую речь, и наслаждались, фотографируя светлые славянские лица.

Внуки Сасиных совсем мирские, приезжают на всё лето. Для них Пётр Григорьевич держит солнечные батареи с аккумулятором и преобразователем, от которых включает маленький телевизор и проигрыватель дисков - мультики смотреть. Верхний Шивей.

Оказывается, мы остановились в Чодураалыге, который называют Большим, а недалеко, дорогой мимо полянки, есть ещё и Малый Чодураалыг. Дети вызвались показать эту вторую, из нескольких дворов в глубине леса, заимку. Везли нас весело, на двух мотоциклах, по тропкам и дорожкам, через лужи и мостки. Эскортом за нами лихо неслись девчёнки-подростки на ладных конях.

Сестры попросили привязать лошадей, а сами сразу побежали к подружкам. Игровая поляна между Малым и Большим Чодураалыгами, где по воскресеньям собирается детвора.

Чтобы познакомиться ближе, начать общение и получить необходимый уровень доверия, позволяющий фотографировать людей, мы смело включались в повседневную работу старообрядческих семей. Праздно болтать в будний день им некогда, а в деле разговоры разговаривать - работа веселей. Так просто пришли утром к Петенёвым, и предложили Панфилу помощь. Сын Григорий жениться думает, дом строит, вот и работа - потолок конопатить. Сложного ничего, но кропотливо. Сначала на другой берег реки, по горам между зарослей мох собирать, в мешки класть и по крутому склону вниз скидывать. Потом везём лодкой на стройку. Теперь наверх, а ещё сюда глину надо вёдрами подавать, и забивать мох в щели между брёвнами, замазывая сверху глиной. Трудимся бойко, бригада большая: пятеро старших детей Петенёвых и трое нас, путешественников. И детишки помладше вокруг, наблюдают и пытаются помогать-участвовать. За работой общаемся, мы их узнаем, они нас. Дети любопытные, всё знать хотят. И как в больших городах картошку выращивают, где мы дома молоко берём, все ли дети в интернатах учатся, далеко ли мы живём. Вопрос за вопросом, на некоторые затрудняешься ответить понятно - настолько различны наши миры. Ведь для детей Сарыг-Сеп, районный центр - другая планета. А для нас, городских людей, тайга - неведомый край со своими скрытыми от незнающего взгляда тонкостями природы.

Своих жён взрослеющие парни ищут в других сёлах староверов. Уезжают на пол-года, иногда на год. Машу сосватали в далёком селе Красноярского края. Эржей.

С Павлом Бжитских, пригласившем в гости, познакомились в Малом Чодураалыге, куда ездили с детьми в воскресенье. Путь к нему на заимку Ок-Чары неблизкий, девять километров по каменистому, заросшему лесом берегу Малого Енисея. Заимка из двух дворов впечатляет крепостью и хозяйственностью. Высокий подъем от реки не создал трудностей с водой - тут и там множество родников прямо во дворах, по деревянным желобам прозрачная водичка подаётся на огороды. Вода студеная и вкусная.

В доме ждало удивление: две комнатки, молельная и кухонька, сохранили вид и убранство со времён монашеской общины. Белёные стены, плетёные половички, льняные занавесочки, самодельная мебель, глиняная посуда. Всё хозяйство монахинь было натуральным, с миром не общались и ничего извне не брали. Павел собрал и сберёг предметы быта общины, теперь показывает гостям. По Каа-Хему сплавляются экстремальные туристы, иногда заглядывают, вот Павел даже отдельный домик и баньку построил, чтобы люди могли остановиться у него и отдохнуть на маршруте.

Полезная техника зимой, когда нужно буксировать огромные зароды сена. На трактор деньги собирали всей заимкой. Купили в районном центре, старенький, но рабочий. Для переправы через бурную речку Шивей строили временный мост, который смыло первым же половодьем. Верхний Шивей.

Рассказывал Павел о жизни и уставе монахов-старообрядцев. О запретах и грехах. О зависти и злости. Злость - грех коварный, злость злостью множится и накапливается в душе грешника, а бороться сложно, ведь и легкая досада - тоже злость. Зависть - грех не простой, от зависти и гордыня, и злость, и обман плодятся. Как важно молится и раскаиваться. И пост на себя брать, что календарный, что тайно самовзятый, чтобы нично не мешало душе молиться и свой грех глубже осознавать

Не только строгости царят в душах местных староверов. Говорил Павел о прощении, о миролюбии к другим религиям, о свободе выбора для своих детей и внуков. “Вырастут, пойдут учиться, кто захочет. Уйдут в мир. Бог даст - веру нашу древлеправославную не забудут. Кто-то вернётся, с возрастом чаще о душе задумываются”.

Пётр Григорьевич Сасин и его лошадки. Верхний Шивей.

У простых общинников, не монахов, внешний мир не под запретом, берут староверы и достижения цивилизации, которые помогают в труде. Моторы пользуют, ружья. Видел трактор, даже солнечные батареи. Чтобы покупать, деньги зарабатывают, продавая мирянам продукты своего труда.

Читал нам избранные главы Иоанна Златоуста, переводя со старославянского. Так выбрал, что слушаешь, затаив дыхание. Запомнилось о печати антихриста. Павел пояснил по-своему, что, например, все официальные записывающие человека документы и есть его печать. Так антихрист хочет нас всех взять под контроль. “Вон, в Америке уже каждому человеку собираются какие-то электрические чипы под кожу вшивать, чтобы нигде от антихриста не мог скрыться.”

Из “музея” провел на летнюю кухню, угощал опятами, копчёным тайменем, свежим хлебом и особенным домашним вином, на берёзовом соке вместо воды. Уходя, купили у Павла молодого индюка, и до поздней ночи ощипывали, смеясь над своей неумелостью.

Дочка Петенёвых, Прасковья. Игровая полянка. Внучка Павла Бжитских в монастырской избе. Ок-Чары.

С детьми Поповых из Малого Чодураалыга познакомились в день приезда на игровой полянке. Любопытство приводило ребятишек к палаткам каждое утро. Весело щебетали, безостановочно спрашивали. Общение с этими улыбающимися ребятами давало заряд тепла и радости на целый день. А в одно утро дети прибежали и от родителей позвали нас в гости.

На подходе к Поповым веселье - младшие втроём нашли самую черную лужу с жидкой грязью и увлечённо в ней скачут и что-то ищут. Встречает нас смеющаяся мама, Анна: “Видали таких чумазых? Ничего, воды нагрела, отмоем!”

Детей, уже семь, Поповы не просто любят, они их понимают. В доме светло от улыбок, а Афанасий начал новый строить - побольше простора детям. Сами детей учат, не хотят отдавать в далёкий интернат, где не будет родительского тепла.

Дима Попов. Малый Чодураалыг. Младшие Поповы, нашли замечательную луже с черной грязью.

За угощением быстро разговорились, будто какая-то невидимая волна заиграла созвучием и родила лёгкость и доверие между нами.

Работают Поповы много, старшие дети помогают. Хозяйство крепкое. Сами возят продукты продавать в район. На заработанные средства купили трактор и японский лодочный мотор. Хороший мотор здесь важен - на Малом Енисее пороги опасные, случись заглохнет ненадёжный старенький, можно погибнуть. А река и кормит, и поит, она же - путь сообщения с другими сёлами. Летом на лодке, а зимой по льду на тракторах и уазиках ездят.

Здесь, в далеком поселке, люди не одиноки, общаются-переписываются со старообрядцами по всей России, газету старой веры из Нижнего Новгорода получают.

А вот общение с государством стараются свести к минимуму, от пенсий, пособий и льгот отказались. Но совсем контакта с властью не избежать - нужны права на лодку и трактор, тех-осмотры всякие, разрешения. Хоть раз в год, да надо за бумагами идти.

Относятся Поповы ко всему ответственно. Был случай у Афанасия в молодые годы. Служил в армии, как многие в начале 80-х, в Афганистане, водителем бронетранспортёра. Произошла беда, у тяжёлой машины отказали тормоза, погиб офицер. Сначала определили как несчастный случай, но ситуацию раздули высокие чины, парню дали три года колонии общего режима. Командиры, полковой и батальонный, доверяли Афанасию, отправили в Ташкент без конвоя. Представьте ситуацию: приходит молодой парень к воротам тюрьмы, стучится и просит пустить, свой срок отсиживать. Позже те же командиры добились перевода Афанасия в колонию в Туве, поближе к дому.

Утро над Малым Енисеем. Большой Чодураалыг.

Хорошо наговорились с Анной и Афанасием. О жизни здесь и в миру. О связи между старообрядческими общинами по России. Об отношениях с миром и государством. О будущем детей. Уходили поздно, с добрым светом в душе.

Следующим утром отправлялись домой - короткий срок поездки заканчивался. Тепло прощались с Марфой Сергеевной. "Приезжайте, в другой раз в доме поселю, потеснюсь, ведь как родные стали."

С ближней сопки открывается замечательный вид на заимк Большой Чодураалыг.

Много часов дороги домой, в лодках, машинах, самолете, думал, пытаясь осознать увиденное и услышанное, что не совпало с моими первоначальными ожиданиями. Когда-то в начале 80-х читал в “Комсомольской Правде” увлекательные статьи Василия Пескова из серии “Таёжный тупик”. Об удивительной семье староверов, ушедшей от людей глубоко в сибирскую тайгу. Статьи добрые, как и другие рассказы Василия Михайловича. Но впечатление о таёжных затворниках оставили как о людях малообразованных и диких, чурающихся современного человека и боящихся любых проявлений цивилизации.

Роман “Хмель” Алексея Черкасова, прочитанный недавно, усилил опасения, что знакомиться и общаться будет сложно. А фотографировать может оказаться вообще невозможным. Но надежда была, и я решился на поездку.

Что-то я у них принял, чему-то научился, о чем-то задумался.

Спасибо за внимание!
Олег Смолий.

Верховьё, долина староверов — это сумон Сизимский, в нем четыре поселения: село Сизим, арбаны Эржей, Усть-Ужеп, Катазы, с десяток местечек (хуторов). Число скитов неточно. По бумагам, в сумоне 228 дворов, более 800 жителей, оценочно около тысячи русских людей, старообрядцев часовенного согласия.

С Усинского тракта (прекрасной дороги Абакан—Кызыл) уходишь на юго-восток, и немногим более ста верст от столицы Тувы — хоть прерывисто, пунктиром, но асфальт до Усть-Бурена. Мимо сел со следами исчезнувшей цивилизации: на фоне заселенных людьми деревянных халуп — белокаменные с высоченными окнами коровники, ныне разбитые, непременный Ленин, тут он в шапке-ушанке (разброс температур — сто градусов от абсолютного максимума до минимума, минус 60), доски почета с главным земляком — Сергеем Шойгу. Далее дороги условны. Весной и осенью их нет. Летом может повезти, если снова пройдет грейдер золотодобытчиков, что бывает; по пути — паромные переправы. С декабря по март расклинован зимник. До отдаленных поселений и скитов дорог не было и нет. Сейчас туда только на лодках — а это пороги, шиверы, перекаты, прижимы, щеки. Зимой — на снегоходах. Так же добираются до своей тайги: у каждой семьи в тайге передаваемый по наследству участок в десятки квадратных километров, где глава семьи охотится зимой. Участки — в отдалении от деревень, рядом с которыми зверье не бьют, лес не рубят. И рядом с зимовьем деревья не валят — отойдут вглубь чащи. С реки избушки не заметишь, хотя стоят на берегу. Тропы еле различимы. То же — скиты. К старцам и старицам ходят, но путей не натаптывают.

Говорят: чем выше по Енисею, тем крепче вера. Не проверить, а вот что видишь своими глазами, так это то, что чем выше по Енисею, тем дороги все хуже, пока не пропадают вовсе. Но выводить обратную зависимость крепости веры от доступности мира ошибочно. От мира в пустынь — уединенную местность — здесь уходят осознанно, сначала вера, потом скит. Пустынножительство тут идеал, «духовный рай».

Сколько лет осталось еще невидимой стране с альтернативными русскими?

Железный поток

Фото автора

О 410-километровой железнодорожной руке Курагино—Кызыл (и далее к угольным копям Элегеста) под вывоз полезных ископаемых из Тувы говорят много лет. Истощающемуся Кузбассу призван на замену Улуг-Хемский бассейн. И заинтересованных в дороге не меньше, чем ее не приемлющих и боящихся (но кого когда интересовало мнение аборигенов). Правительство РФ одобрило проект в 2007-м. И дорога уже не раз должна была открыться. В 2012-м — согласно Стратегии развития железнодорожного транспорта России до 2030 года. По более позднему плану правительства — в 2016-м.

В июне 2011-го владельцем Элегестинского месторождения коксующихся углей стал Руслан Байсаров, и Москва обозначила готовность перейти к делу. К тому времени Путин еще не поймал в Туве знаменитую щуку на 20 кило, но уже таскал здесь хариусов и ленков с князем Монако, после чего делился: «Такой шикарной, мощной природы не видел нигде. Не хочу никаких высокопарных слов говорить, но это очень сильное впечатление. Я много где был и много чего видел, но такого я еще не видел никогда». Тем не менее в декабре 2011-го Путин вбивает первый золотой костыль в первую шпалу.

С той поры конь так и не повалялся, помимо того костыля, построен только один километр путей возле Кызыла. В прошлом году на Восточном форуме объявили: строительство возобновится в 2018-м, в правительстве утвердили очередной план, на совещании у Дворковича подписали концессионное соглашение с инвесторами. В этом году, в мае, Шойгу заявил, что за строительство готовы взяться военные.

Пока из Тувы по Усинскому тракту идут длинномеры и большегрузы — вывозят ее недра в микрорайон (в мешках из полипропилена до 3 тонн со стропами). Этот железный поток, подобно Енисею, складывается из двух притоков: элегестинский высококачественный уголь и руда из Тоджи, где в 2015-м китайский «Лунсин» запустил горно-обогатительный комбинат. Это на Большом Енисее (Бий-Хеме), где старообрядцы присутствуют дисперсно и исчезают. Китайцам отдали Кызыл-Таштыгское месторождение полиметаллических руд (см. «Новую» № 134 от 2012 года ) — 200 км северо-восточнее Кызыла, хребет академика Обручева. Там теперь промзона: близ Ак-Хема, притока Большого Енисея, практически на берегу вырублены сотни гектаров кедрового леса, в плешине вырыт карьер. Это открытый рудник. Здесь же обогатительная фабрика мощью 1 млн тонн руды в год. Цинковый, свинцовый, медный концентраты. Также в руде кадмий, селен, барий, золото, серебро.

Вакум: «Они все сгребают: землю, корни деревьев, траву, деревья. Что выкопали, то и везут к себе на переработку. Докопались, теперь руду везут. Там все есть в этой породе, главное — нужный металл для телефонов, компьютеров. Одно время китайцы не пускали к себе налоговую инспекцию. Так вертолет с силовиками к ним на крышу приземлился». (Про вертолет с ОМОНом похоже на правду. До 20 июня в бассейне Енисея испокон рыбалка запрещена, но какое-то московское жлобье в Верховье наловило ленков с краснокнижными тайменями. Флягами и бочками вывозили. Их тормознули: по две тысячи с рыла и езжайте. Ага, мы — Москва! От вас, чумазых, откупаться? И так вас кормим. В Кызыле ждал ОМОН и телекамеры, обули по полной, дело возбудили, рыбу тут же сожгли.)

«Лунсин» — «дочка» крупнейшего горнодобывающего холдинга Китая Zijin Mining Group с печальным бэкграундом и репутацией крупнейшего же загрязнителя и отравителя внутри КНР, скандалы преследуют его и за рубежом, от Перу до Кыргызстана.

В Верховье Китай жучками-скупщиками присутствовал до Второй мировой, сейчас диктует цены на струю кабарги, медвежьи лапы и желчь, рысьи шкуры. Вакум: «Ну, и мы мимо не проходим, всё это ловим, но сами не используем чего-то. Та же медвежья желчь — романтичней, конечно, звучит, чем кабанья, но она та же. А мы этих диких кабанов выращиваем, по деревне бегают, те же корешки и траву жрут, что медведи».

Более чем за сто лет старообрядческая система хозяйствования в Верховье не нарушила природных циклов и симбиозов, численность зверья стабильна, выше глаз никто не берет. Позднее присоединение к СССР, расчлененный рельеф, препятствующий дорогам, позволили всей изолированной Туве оставаться самым экологически чистым последним регионом бывшего Союза, не изгаженным промышленностью. Да что там — на планете таких территорий, сохранивших нетронутыми ландшафты, единицы. И вот она ждет, не веря в свой конец, появления дороги и цивилизации.

Для коренных сообществ и экосистем всюду и всегда, от Монголии до Латинской Америки, от Африки до Забайкалья, глобализация, инвестиции и китайские ресурсодобывающие компании означают одно и то же. Не только китайские, конечно. Наши не лучше, золотодобытчики пластают Туву, дербанят, травят реки точно мстят за что, а, например, о цианидах Тува детально узнала благодаря совместному предприятию шведов и канадцев; дело же не в китайцах или канадцах, и даже не в России, позволяющей так себя вести. Впрочем, говорят, и в глобализации есть нечто, отсталые дети из медвежьего угла посмотрят наконец «Скуби Ду»: «Многие пытаются все переделать в этом мире, они думают, что это прогресс! Но ведь существует то, что уже прекрасно, и его менять не нужно».

Что будет в конкретном Верховье, примерно понятно. По Африке ходят масаи с копьями. Тоже живут в гармонии с природой. Красивые люди, статные, чистые, прикрытые красными простынями и в шлепанцах, вырезанных из шин — спасибо прогрессу. А всех их заповедных носорогов постреляли из-за ценности рога в китайской медицине. Вымершими объявлены и местный подвид черного носорога, и белого, обитавшего рядом. Но они не вымерли — их истребили, не помогло даже то, что охранявшие последних животных рейнджеры палили по посторонним без предупреждения. А те подвиды, что живы, бродят все чаще уже без рога — его отрезают, усыпляя животное, и браконьеры, и защитники природы — дабы спасти носорогов.

Медведи без лап и кабарга без своей струи вряд ли смогут.

Верховские — настоящие индейцы. Ходить на потеху китайцам с рогатиной на медведя — не будут. Но и биться за истоки Енисея — вряд ли. Снимутся снова и уйдут. Будет глобализованное опустошенное пространство без них.

Вакум сообщает: «Дороги китайцы уже сделали в Тоджу. А Россия железную дорогу до Транссиба, как думаете, построит? Нет. Шойгу же сказал: на ее пути триста древних захоронений. Пока все не проверим, дороги не будет. В год они проверяют два кургана. А Шойгу уже за 60 (лет)».

Но Шойгу тут уже ни при чем. При чем Китай. Из утвержденной тувинским правительством 28 декабря 2017 года Стратегии развития туризма: «В июне 2016 года руководители Монголии, России и Китая утвердили программу создания экономического коридора: Западный железнодорожный коридор (Курагино-Кызыл-Хандыгайты-Боршо-Кобдо-Такешкен-район Хами-Чанцзи-Хуэйский АО-Урумчи); Северный железнодорожный коридор (Курагино-Кызыл-Цаган-Тологой-Арцсурь-Овот-Эрдэнэт-Салхит-Замын-Удэ-Эрлянь-Уланчаб-Чжанцзякоу-Пекин-Тяньцзинь)».

Документы трехсторонней встречи в Ташкенте 23 июня 2016 года не столь однозначны, в них сказано «изучить и при экономической обоснованности начать реализацию данных проектов», однако тувинскому кабмину виднее, его глава Кара-оол недавно заявил, что Азиатский банк развития готов инвестировать в Северный коридор около 3 млрд долларов. Тува и Монголия как раз его предлагают считать приоритетным. В Туве между тем распродают все новые месторождения.

Миней говорит, что «Аватар» видел. Жизненное кино. Про них.

Малый Енисей. Часовенные. Фото автора

Перпендикулярно

Автаркия Верховья — передовой опыт самоизоляции, импортозамещения и мобилизационной экономики. И ничего от власти верховские не ждут: ни защиты, ни медицины, ни пособий — мечта «Единой России» и правительства, казалось бы. Клонировать таких. Работают, размножаются, политикой интересуются в меру. Телевизор вот не смотрят, это плохо, но к Америке — не очень: «Говорят, она против России» (Вакум). Ненадежно, конечно, это «говорят».

Деловые обычаи — серая экономика: все на словах, личных отношениях и поручительствах, на понятиях, не легализуясь. Общинное отдается в рост наиболее умелым, имена их не светят. По методам — та же закрытая офшорная клептократия, что в основе остальной России. Результаты противоположные.

Никакого, кстати, средневековья. Это советскому прогрессу они могли успешно противостоять — что с того, что Гагарин, водородная бомба, Братская ГЭС и Уралвагонзавод? С 90-х многие (пустынножителей вычитаю) пользуются массой вещей, облегчающих обычную жизнь; и карты банковские у них, и мотобуры...

Часовенные расселились вкраплениями по всему Енисею и многим притокам. Связь держать помогают советские еще радиостанции «Ангара» — сигналы ловятся по руслу и речным террасам, «полкам» и «прилавкам», как называют освоенные, распаханные, отнятые у тайги и скал клочки земель. Слышно притаежные деревни вплоть до Игарки. Несколько лет назад по обращению Ларисы Шойгу, сестры министра, Красноярский регцентр МЧС передал Верховью армейский командно-штабной комплекс — радиостанцию на шасси вездехода и шесть портативных устройств. Это постоянная связь на 300 км. А потом в Сизиме поставили сотовую вышку и карточный таксофон. И телевидение пришло, вдруг кто захочет.

Масаи, держащиеся корней и традиций, чтобы вызвать дождь, приносят в жертву самую дорогую им козу. И тут же пялятся в сотовые — смотрят изменения в прогнозе погоды. А староверы — не здесь, в Веховье осетра нет, гораздо ниже — самоловы снимают, уже ориентируясь по GPS.

Ну а если не о технической стороне, архаики особой тоже не видно. Если Россия все делает для того, чтобы ее кромсали и распродавали, как тушу уже убитого животного. Если так старается, чтобы слиться, кануть. Если христианские церкви довели до разговоров о близком конце христианства. То что же, скажите, актуальнее Верховья, в чем найдется больший смысл, как не в его людях?

Идолов у них так и нет, за царя не молятся по-прежнему и помазанником божьим его не признают. Все равны перед богом. Отсюда принципиальная невозможность существования здесь «маленьких людей», «винтиков», «анчоусов», которые ничего не решают. В их общинах демократия и ценности гуманизма.

А значит, с государством они всё так же перпендикулярны. Не иметь дел с ним — условие сохранения себя.

Но их постоянно настигают. Между тем Китай, дорога — угрозы внешние, и они порой лишь отражают внутренние противоречия.

Сближение

Многим селам и заимкам, основанным русскими купцами или староверами, тувинцы дали свои имена, например, райцентр, к которому относится Верховьё, из Знаменки стал Сарыг-Сепом, но дом для старовера не главное, он в момент снимется и переедет, реки — важнее, и их они называют как встарь или по именам-фамилиям тех, кто на них живет. Проходим «речку Пермяковых» — в 30 км от устья их деревня Катазы. С Пермяковыми (они тоже из пермских краев, как род Вакума, только пришли позже) у Вакума и Минея полно общих воспоминаний. Отсчет событий — от Иллариона Львовича, главы общины: «Еще дед Илларион был жив». 9 его сыновей здесь, и только одна в дерев-не фамилия, дочери разъехались замуж. Теперь — внучки. А у сыновей 70 детей. Армия. Форпост. Как раз недалеко от Пор-Бажына.

Но еще дед Илларион устроил так, что Катазы из заимки превратились в бренд, в турбазу для иностранцев и богатых соотечественников. В разное время сюда прилетали П. Бородин, Ю. Лужков, Н. Михалков, С. Шойгу. И у многих других родов появились турбазы, дающие неплохой доход.

Первопроходцы назвали один из опасных порогов на Ка-Хеме Москвой. Их внуки и правнуки нашли, как на Москве делать деньги. Кошельки летят на рёв марала. А в самом Эржее теперь региональный фестиваль «Певческое искусство и традиционные ремесла старообрядцев Сибири». А в Сизиме — межрегиональный фестиваль русской культуры.

Две России сближаются. Для одних верховских это адаптация к современности, разрешили же в 1912-м есть картошку, а в 1972-м — макароны, другие видят в том отказ от устоев и путь к погибели. «Ел еще отдельно, а пить приходил к нам. И на обратном пути на порогах уже не высаживал», — отозвался о своем проводнике один из туристов.

Крепость

Сейчас совсем не о том, нужна ли дорога. Дороги, разумеется, благо. Я о другом, вот и часовенные в курсе: если мир получает шанс изуродовать или уничтожить какое-то пространство, так тому и быть. Красивым, цельным, лучшим — погибать: до корабельных сосен доберутся и срубят. Но есть вариант: можно заматереть. Когда идут шишковать, крупные кедры колотом не бьют. Что толку, не сотрясти. Верховьё — крепость, такой кедр.

Оно вынесло многое. Отток русских из Тувы начался еще в 70-х годах прошлого века, а на моих глазах, в 1992-м, это уже был массовый исход. Выписка из анамнеза: сначала славяне затопили святыни тувинцев, воздвигнув Саяно-Шушенскую ГЭС, принялись ставить заводы на их сакральных горах, а тувинцы могли только скакать на конях и кидать в КамАЗы ножи. Потом взялись бить славянам стекла, поджигать дома, по улицам Кызыла зацокали под желтыми знаменами всадники в колонну по три, требуя независимости от России. Русские ложились спать, кладя в постель заряженные ружья, потом потянулись через перевалы на север. Верховьё тоже поредело, но сейчас — никаких распрей.

С глобализацией и прогрессом не справиться. Но ничего не предопределено. Не вышло качать нефть на Сыме. У «Росатома» отбито желание добывать уран в Красночикойском районе Забайкалья. Так и не прошел в Китай через Алтай газопровод — а его хотели строить раньше «Силы Сибири», контракт был готов к подписанию. Везде старообрядцы поднимались вместе с автохтонами — соответственно кетами, бурятами, теленгитами и другими алтайскими народами. С шаманами, ламами — может, с ними и не вместе, но плечом к плечу. И побеждали. И сдулся «Мекран», вырубавший леса на среднем Енисее, где живут часовенные. А вот Ангару, где старообрядческих общин не было, изувечили и похоронили.

Почему так? «Мнение общественности», может, и при чем, но роль его не решающая. Нерентабельность мегапроектов, коррупция как их причина и следствие, нехватка денег, кризисные явления? Да, но и всем этим не объяснить, почему вдруг левиафан разжимает челюсти. Старообрядческое кладбище в центре олимпийского Сочи сровнять с землей не посмели. Там-то денег хватало.

Изгородью ли от скота огородятся верховские покрепче, гвоздей ли накидают, горы ли подрастут, но в существующем плане освободить место китайскому бизнесу и вытеснить староверов куда-нибудь в Латинскую Америку возможны коррективы. В конце концов нет такого закона, обязывающего нас кругом сдаваться и уезжать. Енисей должен начинаться в Верховье, а не в Боливии.

Возможно, будет полезно почитать: